Правозащитники бьют тревогу — по засекреченному распоряжению министерств и ведомств утилизируют уникальные архивные карточки заключенных ГУЛАГа.
В России ликвидируют архивные учетные карточки со сведениями о репрессированных в СССР, выяснила газета «Коммерсант». По данным правозащитников, это уже происходит в Магаданской области — на основании засекреченного межведомственного приказа 2014 года.
В МВД отрицают массовый характер происходящего. Заместитель министра внутренних дел России Игорь Зубов заявил, что карточки подлежат бессрочному хранению, а их отсутствие по конкретным заключенным следует рассматривать индивидуально. В Совете по правам человека при президенте РФ обещали разобраться в ситуации. Эксперты заявили «Росбалту», что уничтожение исторических документов — недопустимо и даже преступно.
Сергей Прудовский, историк-исследователь:
«Я направил запрос в Магадан, по архиву управления МВД по Магаданской области. Меня интересовали данные об отбытии наказания одним из репрессированных — Федором Чазовым. Я сначала получил ответ о том, что личное дело уничтожено. Я запросил потом данные на основании учетной карточки, и мне ответили, что она тоже уничтожена. Тогда я попросил уточнить: на основании каких нормативных документов она уничтожена? Мне сослались на межведомственный приказ. И так мне стало ясно, что документы, действительно, уничтожены: был приведен не только тот приказ, но и дата уничтожения документов.
Что я думаю по этому поводу? Я думаю, что приказ не был направлен именно на уничтожение документов ГУЛага. Он — „для служебного пользования“, непонятно — что в нем содержится, но можно предположить, что его действие было направлено на данные о современных заключенных. А в Магадане постарались и — уничтожили все. Что произошло в других регионах — сложно сказать. Может быть, где-нибудь еще ретивые исполнители оказались.
Что имел в виду Игорь Зубов, сложно сказать. Наверное, он не знает, что происходит у него в ведомстве. Я направил замминистра запрос: действительно ли в приказе стоит требование уничтожения документов ГУЛага, какое количество документов уничтожено в Магадане и производилось ли уничтожение в других регионах, и если производилось, то — в каких количествах. Будем ждать ответа.
Если документы уничтожались, то последствия — самые плачевные. В архивном уголовном деле арестованного, хранящемся в ФСБ, дело заканчивается вынесением приговора и реабилитацией. Если реабилитация производилась в конце 1950 — начале 1960-х годов, то это — много листов документов. Если реабилитация производилась в 1990-х — начале 2000-х годов, то это — один листочек. Но там не сказано: освободился ли человек из лагеря, когда освободился, был ли переведен внутри лагеря или перемещен в другой. Это были очень важные данные для родственников, для тех, кто ищет следы своих родных. Все это указывалось в учетных карточках».
Елена Жемкова, исполнительный директор международного общества «Мемориал»:
«Мы тревогу подняли и распространили информацию не на пустом месте. Наш коллега, Сергей Прудовский много лет занимается судьбой „КВЖДистов“ — людей, которые жили на Китайско-Восточной железной дороге, потом вернулись в Советский Союз, и большинство из них были репрессированы.
Это одна из трагических страниц нашей истории. И вот, занимаясь судьбой одного из таких людей, он написал запрос в архив и получил ответ из управления МВД по Магаданской области. В нем написано: „Согласно совместному приказу МВД РФ, Министерства юстиции РФ, Министерства РФ по делам гражданской обороны, ЧС и ликвидации последствий стихийных бедствий, Министерства финансов РФ, Министерства обороны РФ, ФСБ РФ, Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков, Федеральной службы охраны РФ, Службы внешней разведки РФ, Федеральной таможенной службы РФ, Государственной фельдъегерской службы РФ, Генеральной прокуратуры РФ…“ Заметим, что никакого архивного ведомства в этом перечислении нет. Дальше идет ссылка на приказ. В ссылке видно, что все это „для служебного пользования“ и текста не приводится. В приказе от 12 февраля 2014 года говорится, что срок хранения карточек на осужденных, независимо от срока и вида наказания, — по достижении ими, осужденными, 80-летнего возраста. И все.
Ранее Сергей Прудовский, занимаясь судьбой человека, написал запрос и получил ответ, что лагерное личное архивное дело было уничтожено по акту еще в 1955 году. Личные лагерные дела на всякого человека имеют ограниченные сроки хранения и, в большинстве своем, на зеков сталинской эпохи документы были уничтожены в 1950-х годах. Но по каждому делу еще составлялась маленькая, размером с четверть стандартного листа, архивная карточка, куда вписывались минимальные данные: адрес, профессия, за что арестован, какие-то еще личные данные. То есть сохранялась минимальная информация.
Прудовскому ответили, что срок хранения карточки на этого человека истек еще в 1989 году. Из этого, кстати, делаем вывод, что человек был 1909 года рождения. А архивная карточка была уничтожена по акту 2014 года. То есть в Магадане этот приказ исполнен. Исполнен ли он в других регионах?
Это входит в противоречие со словами замминистра внутренних дел Игоря Зубова, который сказал: этого не может быть, потому что эти карточки — вечного хранения. Итак, у нас есть факт и есть ответ замминистра, который говорит, что ничего не уничтожено. И с этим надо, безусловно, разбираться.
Архивная информация бесценна. Так мало осталось документов. Так много их было — в разные периоды, волнами — уничтожено, что даже самый маленький документ является бесценным. Просто катастрофично, если информация о потере таких карточек является правдой. Это огромная потеря для страны. Я воспрянула духом, услышав слова замминистра, что в Магадане случился какой-то частный эксцесс. Но и с ним тоже надо разбираться».
Даниил Коцюбинский, кандидат исторических наук:
«По моему мнению, как историка и гражданина, вред наносится не только науке, но и обществу. Для меня, например, и как для историка, и как для внука человека, который был репрессирован, моего деда Хаима Иосифовича Гарбера, который был расстрелян в 1937 году и реабилитирован в 1956-м, все это имеет вид политического преступления. С моей точки зрения, это самое большое преступление, которое совершила власть, которая нами сейчас управляет, за последние почти 20 лет.
Эта власть олицетворяется выходцами из спецслужб, из КГБ, и, с моей точки зрения, это — большая трагедия для всего нашего общества, потому что к власти пришли люди, которые принесли с собой, во-первых, свои кадровые привычки, а во-вторых, свои представления о том, как должна выглядеть историческая память и вообще — как должна выглядеть государственная политика в области взаимоотношений власти и общества. Это, конечно, не имеет никакого отношения к тому, что обозначается понятиями свобода, демократия и человеческое достоинство. Эта власть, с моей точки зрения, насквозь лживая, и одним из подтверждений того, что я прав, являются те действия, о которых сейчас идет речь: уничтожение исторических свидетельств.
Что касается исторической науки, то тут все на поверхности: чем меньше источников сохраняется, тем меньше историки имеют возможности убедительно, аргументированно интерпретировать прошлое и тем искаженнее оказывается память об это прошлом. И тем легче политикам эту память лепить из неправды, из лжи, потому что у историков выбиваются „козыри“, те документы, которые позволяют изобличить власть во лжи.
Но как можно уничтожать последнее, что осталось материального в память о людях — хотя бы бумага, хотя бы справка о том, что они были, что они существовали, что они были уничтожены? Это абсолютно аморальное решение. Это политическое преступление, с моей точки зрения.
Для нашего президента актуальна память о „Большом терроре“, и он недавно открыл памятник его жертвам. Поэтому я не допускаю такой возможности, что кто-то мог бы принять решение об уничтожении документов помимо воли высшего государственного руководства. Одной рукой Владимир Путин открывает памятник жертвам, а другой рукой — невидимой — уничтожается реальная память об этих жертвах. Вот так я вижу эту ситуацию».
Олег Смолин, 1-й зампред комитета Госдумы по образованию и науке, доктор философских наук:
«Наше историческое наследие нужно хранить — в том числе, и в достижениях, и в трагедиях. Почему уничтожаются архивные данные — не знаю, но предполагаю, что, скорее всего, имеет место банальная бюрократическая процедура, без мыслей о последствиях.
Я не изучал всей этой истории в деталях, но выступаю категорически против уничтожения любых исторических архивов. Они и так пострадали в XX веке: значительная часть архивного материала была уничтожена в ходе гражданской войны, в 1917—1920 годах, а часть — в начале 1990-х годов. К сожалению, ценности такого рода у нас, извините за тавтологию, ценятся недостаточно».
Дмитрий Ремизов
Источник: